Сменяя пару джинс и тройку серых футболок, будучи преданным с мая одним кроссовкам, заправляюсь чаще опостылым растворимым кофе и радуюсь, когда в редкие посещения города слышу звук кофемашины. Перелистываю в минуты тишины страницы книг и нарушаю тишину смелостью голосов на ютубе, с оглядкой и страхом разрешаю себе думать и … сутулюсь. Сутулюсь от мысли, что бросит на меня один из своих ломающих жизнь и судьбу взгляд око Саурона-системы.

Остался последний месяц лета. Я остался собой.

Я рос в 1980-е. И всегда, когда приходили гости к нам в дом, я не знал , о чем идут разговоры. Двери всегда были плотно закрыты и дети были вне пространства. Моя мама говорит, что она тоже росла по таким же правилам. Моя бабушка никогда не обсуждала вслух политику и молчала про первых лиц государства. Впрочем как и дед. Безмолвно и без объяснения причин мне в наследство достался страх. Страх как условный рефлекс для выживания в государстве. Он был отложен. До времени, когда он понадобится. И он понадобился.

Перебежками с работы на работу, стартами летних кампаний и завершением кампаний учебного года, тишиной корпуса в лицее и суетой за дверями вожатской лагеря, чудно новой Тюменью, усталостью в горах Таганая и сном в палатке, сменами — от обязательной первой путинского года до звучащей личной, книгами,сменяющими друг друга и постами в тг-канале, штурмом третьей и попытками подойти по новому, переменной погодой и разными эмоциями — июнь.

В подьезде, где я живу, нагадил кот (или кошка). Настроение ухудшилось. Прийдя домой, я взял все необходимое и убрал за котом (или кошкой). Настроение улучшилось.

Возможность менять мир к лучшему и влиять на ситуацию вокруг, меня очень радует.

Но иногда на ситуацию повлиять не получается. И приходится мириться с этим …..

Расстегнули лето. А там пение птиц за окном, книги в рабочие паузы, эмоциональные споры с коллегами, удовлетворение от работы и работа над собой, урывками новые выпуски на видеохостинге, музыка в наушниках, забытый завтрак и надежда на мирное завтра…