Ноябрь завещал писать большие письма, субботний вечер под Альмодовара, разбор Rammsteim и догадки-загадки, правильные и может быть не правильные выводы и радость от давно забытых (или никогда не переживаемых ?) ощущений.

Как в жмурках, декабрь замотал шарфом эмоций глаза, чтобы под смех случайностей вдруг я схватил тебя за руку и замер, боясь сорвать повязку с лица, чтобы не проснуться. И я бы простоял так до боя курантов, чтобы загадать желание. И если оно исполнится, твоя рука так и осталась бы в моей.

Декабрь зарумянился. От смелости в приложениях для знакомств, от лайка той, что «никогда» и мысли «а если бы», от радости покупки нового худи и излишнего внимания противоположного, от восторга, когда не хватило тела для мурашек, от понимания, что все правильно и в ту сторону.

Декабрь покраснел. От наглости, с которой он заставляет других быть счастливыми.

Ноябрь запахивает ворот куртки, реанимирует навык заматывания шарфа, заполняет заявку на пуховик. Неодобрение за долгий сон в воскресение — звук скребущей снег лопаты во дворе. Каким бы ни был белым только выпавший, разными красками играет настроение, предвкушая странный декабрь в ожидании другого Нового. Он стал другим еще весной и вот теперь в конце декабря по-настоящему шмякнет печать на приговор неизбежных перемен. Но счастью все не по чем.

До снега рукой подать. Вот он , на вытянутой руке. Идет. Падает. Кружится. Как будущее. Оно тоже идет, падает, кружится. И я. Как снег и будущее.

Проскользнув чуть чуть гололедом, раскисла и заморосила как развязавшая пьяница, осень. В неопределенном виде все через день-неделю. Как будто будущее прикрылось маской и не хочется никому ошибаться в озвучивании догадок. И перемены только в пластинках жалюзей, что под властью пластмассовый трубки утром и вечером создают приват. А бутылка безалкогольного вина в субботу как белый флаг.